Сидя на корточках рядом с Салли и слушая рассказ о четырнадцати годах ее жизни, который ради Финна та сжала в стремительное стаккато мест и событий, Кумико вдруг обнаружила, что воображает себе более молодую Салли этакой бисонен, героиней традиционного романтического видеофильма: трагичной, элегантной и смертельно опасной. Кумико с трудом поспевала за деловито-сухой манерой Салли излагать свою жизнь. Слишком много ссылок на места и вещи, которые девочке ничего не говорили. Зато так легко было представить себе, как Салли одним взмахом руки добивается внезапных и блестящих побед, как и положено бисонен. Нет, подумалось ей, когда Салли отмахнулась от “неудачного года в Гамбурге” (тут в ее голосе вдруг зазвучал гнев – застарелый гнев, ведь с тех пор прошло десять лет), ошибочно оценивать эту женщину в японских понятиях. Никакая она не ронин, нет в ней ничего от странствующего самурая; и Салли и Финн говорили о бизнесе.

Насколько Кумико сумела понять, тот трудный год в Гамбурге наступил для Салли после того, как она приобрела и потеряла какое-то состояние. Получила она его как свою долю в “деле наверху”, в том месте, которое Финн назвал “Блуждающим огоньком”, – в партнерстве с мужчиной по имени Кейс. При этом она нажила себе врага.

– Гамбург, – перебил Финн, – я слышал рассказы о Гамбурге...

– Деньги закончились. Так оно всегда и бывает, когда ты молода... Вроде сколько их ни сшибай, а все как-то не то, но я уже успела связаться с теми людьми из Франкфурта, оказалась по уши перед ними в долгу, а они хотели получить по счетам моим ремеслом.

– Каким ремеслом?

– Хотели, чтобы кое-кому перепало.

– А дальше?

– Я завязала. Как только смогла. Уехала в Лондон...

Возможно, решила Кумико, что Салли когда-то и походила на ронин, была кем-то вроде странствующего самурая. Однако в Лондоне она стала совсем другой, стала деловой женщиной. Обеспечивая себя неким неназванным способом, она постепенно превратилась в спонсора, субсидирующего различные деловые операции. (Что такое “спускать кредит”? Что значит “отмывать данные”?)

– Да уж, – протянул Финн, – неплохо поработала. Заполучила долю в каком-то немецком казино.

– “Аикс-ла-Шапель”. Я входила в правление. Да и до сих пор там, если добуду нужный паспорт.

– Осела? – Снова смех.

– Конечно.

– Немного о тебе было слышно в те времена.

– Управляла казино. Вот и все. Справлялась.

– Ты дралась на пари. “Мисти Стил” – “Туманная сталь”, полулегкий вес. Восемь боев. Я ставил на пяти из них. Матч с кровью, конфетка. Все нелегальные.

– Хобби.

– Хорошенькое хобби. Я видел видеоролики. Малыш Бирманец прямо-таки вскрыл тебя, ты чуть жизни не лишилась...

Кумико вспомнила длинный шрам.

– Поэтому я завязала. Пять лет назад, а я и так уже была лет на пять старше, чем положено.

– Ты выглядела неплохо, но “Туманная сталь”... Господи Иисусе.

– Не цепляйся. Не я же придумала эту кличку.

– Хорошо-хорошо. Расскажи-ка о нашей подруге “сверху”. Как она вышла на тебя?

– Через Суэйна. Роджера Суэйна. Однажды заявляется ко мне в казино шестерка этого ублюдка, якобы крутой по имени Прайор. С месяц назад.

– Лондонский Суэйн?

– Он самый. А у Прайора для меня подарок – с метр распечатки. Список. Имена, даты, места.

– Много?

– Все. Даже то, что я почти позабыла.

– И “Блуждающий огонек”?

– Все. Так вот, собрала я манатки и вернулась в Лондон к Суэйну. Ему, мол, очень жаль, но он вынужден меня прижать. Потому что некто прижимает его. У него тоже есть из-за чего нервничать – собственный метр распечатки.

Кумико услышала, как каблуки Салли проскрежетали по мостовой.

– Чего он хочет?

– Украсть кого-то тепленьким. Некую знаменитость.

– А почему ты?

– Да ладно, Финн, затем я к тебе и пришла. Спросить у тебя об этом.

– Насчет 3-Джейн тебе сказал Суэйн?

– Нет. Это сказал мой компьютерный ковбой в Лондоне.

У Кумико заболели колени.

– А малышка? Где ты ее подцепила"?

– Она объявилась однажды вечером в доме Суэйна. Янака пожелал убрать ее из Токио Суэйн должен ему гири.

– Во всяком случае, она чиста, никаких имплантантов. Судя по тому, что до меня доходит из Токио, у Янаки забот по горло...

Кумико поежилась в темноте.

– Что за знаменитость они хотят? – продолжал Финн.

Кумико почувствовала, что Салли медлит.

– Анджелу Митчелл.

Безмолвно качается розовый метроном – слева направо, справа налево.

– Здесь холодно, Финн.

– Да уж. Хотелось бы мне это почувствовать. Я просто сделал небольшую пробежку тебя же ради На Мемори-Лейн. Ты много знаешь о том, откуда взялась эта Энджи?

– Нет.

– Я играю в игру под названием “оракул”, дорогуша, а не в “научную библиотеку”. Ее отцом был Кристофер Митчелл. Большая шишка в исследованиях по биочипам “Маас Биолабс”. Она выросла в их закрытом городке в Аризоне, так сказать, дочь компании. Приблизительно лет семь назад там что-то стряслось Поговаривают, что “Хосака” снарядила команду своих профессионалов, чтобы помочь Митчеллу поменять хозяина. Архивные сводки новостей говорят, что во владениях “Мааса” произошел взрыв в несколько мегатонн, но никто так и не обнаружил никакой радиации. И наемников “Хосаки” тоже не нашли. “Маас” же объявил, что Митчелл мертв, самоубийство.

– Это библиотека. А что знает оракул?

– Слухи. Ничего, что выстраивалось бы в единую картинку. Улица говорит, что она объявилась здесь день или два спустя после взрыва в Аризоне, связалась с какими-то очень странными, даже чудными латиносами, действовавшими на окраинах Нью-Джерси.

– Чем они занимались?

– Заключали сделки. В основном “железо”, софт. Купля-продажа. Иногда покупали кое-что и у меня...

– Чем же они были странны?

– Они были колдуны. Считали, что в матрице полно мамбо и всяких прочих тварей. И знаешь, что я тебе скажу, Молл?

– Что?

– Они были правы.

23. СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ

Онa очнулась, будто кто-то щелкнул переключателем.

Не открывать глаза. Слышно, как они переговариваются в соседней комнате. Болело в разных местах, но не намного хуже, чем после “магика”. Черный отходняк уже совсем сошел, или, быть может, его заглушило тем, что ей вкатили, этим аэрозолем.

Бумажный халат царапал соски, они почему-то казались большими и нежными, а грудь – полной. По лицу извивались тоненькие ниточки боли, двойной тупой болью стягивало глазницы, во рту – будто все воспалено, к тому же привкус крови.

– Я не собираюсь учить тебя жить, – говорил Джеральд. Его голос едва перекрывал плеск воды из крана и позвякивание металла, как будто Джеральд мыл кастрюли или что-то вроде этого. – Но ты дурачишь сам себя, если полагаешь, что она сможет обмануть того, кто не желает быть обманутым. Что ни говори, это очень поверхностная работа.

Прайор что-то сказал в ответ, но Мона не разобрала, что именно.

– Я сказал “поверхностная”, а не “халтурная”. Качество – профессиональное. Двадцать четыре часа на дермальном стимуляторе, и никому даже в голову не придет, что она побывала в Клинике. Держи ее на антибиотиках, но ничего возбуждающего, ее иммунной системе и без того довольно далеко до нормальной.

Потом снова Прайор, и опять она не поняла ни слова.

Открыла глаза, но увидела один потолок, белые квадраты звуконепроницаемой плитки. Повернула голову влево. Белая пластиковая стена с этим дурацким ложным окном: высококачественная анимация какого-то пляжа – всякие там пальмы и волны. Если смотреть на воду достаточно долго, то можно заметить, что волны, которые накатываются на пляж, через некоторое время начинают повторяться. Похоже, что устройство повреждено или сносилось: прибой время от времени как будто запинается, да и красный закат над морем пульсирует, словно дефектная флюоресцентная трубка.

Попробуем вправо. Снова поворот головы. Прикосновение к шее пропитавшейся потом бумажной наволочки на жесткой синтетической подушке.